Нерон Клавдий Цезарь Август Германик, урождённый Луций Домиций Агенобарб. Значение клавдий трибун в православной энциклопедии древо Клавдий краткая биография

Tiberius Claudius Nero Drusus

Правил с 25 января 41 г. до 13 октября 54 г. н. э. под именем Tiberius Claudius Caesar Augustus Germanicus.

После смерти был причислен к сонму богов под именем Divus Claudius

Если бы не чистая случайность - всего несколько шагов, - совсем по-другому сложились бы судьбы и самого Клавдия, и Рима. В тот роковой январский день он шел из Палатинского театра во дворец в нескольких шагах впереди Калигулы и не заметил, как цезарь неожиданно свернул к крытой галерее, где его ожидала группа мальчиков, приехавших из Азии, - и смерть. Клавдий и два сопровождавших его сенатора шли не оглядываясь. Если бы они увидели, что цезарь свернул в сторону и остановился, они наверняка пошли бы за ним или просто подождали, как велит учтивость. И тогда Клавдий наверняка разделил бы судьбу императора, ибо заговорщики решили не оставлять в живых никого из августейшей фамилии. А тем временем трое спокойно пересекли двор и уже вошли во дворец, когда тишину разорвал отчаянный крик тревоги. Поднялись шум и суматоха.

Палатин, а за ним и всю столицу, охватили ужас и паника. У заговорщиков не было никакого определенного плана действий, заговор сводился лишь к убийству императора и его семьи. Некоторые заговорщики были тут же, на месте, убиты прибежавшими на шум германцами-телохранителями императора, которые в ярости готовы были убивать всех, кто подвернется под руку. Помимо заговорщиков погибло несколько ни в чем не повинных сенаторов и много людей простого звания, случайно оказавшихся поблизости от места преступления.

В храме Юпитера на Капитолии немедленно собрался сенат. Многие сенаторы требовали восстановления республики. Самый удобный момент, тем более что в живых не осталось ни одного представителя правящей династии. Пора кончать с единовластием, репрессиями и террором безумцев из рода Юлиев и Клавдиев. И когда ближе к вечеру убийца императора Кассий Херея отважился, в конце концов, предстать перед сенатом, он не услышал слов осуждения. Напротив, ему, как трибуну преторианцев, паролем для городских когорт на предстоящую ночь было названо слово libertas - свобода.

Чрезвычайное заседание сената затянулось до глубокой ночи. Хотя большинство ораторов декларировало в своих речах возврат к республике, очень многие в глубине души склонялись к сохранению единовластия, причем будущим цезарем каждый видел себя. Было решено наконец перенести дебаты на следующий день. Однако уже этой ночью положение резко изменилось.

Нашелся уцелевший представитель правящей династии. Сенат совершенно о нем забыл - и ничего удивительного, ведь его не воспринимали всерьез даже в собственной семье. Его мать, Антония, называла сына монстром, которого природа начала делать, но не закончила. Желая подчеркнуть чью-то глупость, она имела обыкновение добавлять: «Он даже глупее моего сына Клавдия». Ливия, бабка Клавдия, женщина умная и проницательная, тоже относилась к внуку с презрением. Август избегал появляться публично в обществе Клавдия, хотя и отмечал благородство его души и умение хорошо формулировать свои мысли. Однако Клавдий страдал дефектом речи, поэтому все, что он говорил, звучало комично. К тому же у него тряслась голова, и при ходьбе он волочил ногу. Видимо, все это было следствием перенесенной в детстве болезни, но современников это обстоятельство отнюдь не смягчало. Они были глубоко убеждены, что человеку с такими дефектами нельзя претендовать на какое-либо участие в политической жизни и ждать, что окружающие вообще станут принимать всерьез такого шута горохового.

Таким образом, пятьдесят лет своей жизни Клавдий оставался в тени: ни государственных, ни военных ответственных должностей ему не поручали. Он считался непрактичным и безобидным чудаком, которого интересовала лишь история. Клавдий и сам писал ученые трактаты, которые впоследствии опубликовал. До тех пор он вел тихую незаметную жизнь, любил играть в кости и хорошо поесть. Почетные должности, дарованные Калигулой, принесли ему лишь унижение и разорение. Да, сенаторы были совершенно правы, исключив его особу из своих политических калькуляций.

Об этом нерасторопном чудаке поначалу не вспомнили и солдаты, лишившись своего военачальника. Но вот какой-то солдат преторианской гвардии, пробегая вечером по опустевшим покоям императорского дворца, заметил чьи-то ноги, видневшиеся из-под портьеры на веранде. Он раздвинул портьеру и, увидев перетрусившего Клавдия, воскликнул: Ave Caesar! - Да здравствует император!

Для преторианцев это был поистине дар богов. Им обязательно нужен был господин, все равно какой, лишь бы они по-прежнему могли пользоваться своими привилегиями, вести беспечную жизнь, к которой привыкли. Преторианцы на руках принесли Клавдия в казармы и тут же провозгласили его императором. В столице им никто не посмел противиться. Так Клавдий, историк и чудак, стал императором.

Впрочем, пока не официально. Он все еще дрожал от страха, не зная, на что решиться. Меж тем по столице разнеслась весть, что Клавдия утащили в преторианские казармы, но неизвестно, с какой целью. Ходили слухи - чтобы покончить с ним. Потом стало известно о решении преторианцев.

Сенат той же ночью начал с Клавдием переговоры, пытаясь убедить его устраниться от власти. Самого Клавдия, может быть, и удалось бы уговорить, если бы - снова случайность - в эти решающие ночные часы рядом с ним не оказался его ровесник, давний добрый друг, умный советчик, иудейский царь Ирод Агриппа. Он был внуком Ирода Великого, известного нам по библейской истории «избиения младенцев». Ирод Агриппа прибыл в Рим для переговоров с Калигулой и угодил в самую гущу событий. Он решил принять сторону Клавдия, рассудив, что это будет выгодно и для него самого, и для народа Иудеи. Будущее показало, что Ирод не ошибся.

Наконец днем 25 января произошло решающее событие: городские когорты, до сих пор поддерживавшие сенат, присоединились к преторианцам. Сенат вынужден был уступить и признал Клавдия императором.

Итак, Клавдию помогла цепь случайностей: медлительность заговорщиков и нерешительность сенаторов, а также то обстоятельство, что полвека его никто не замечал при дворе, благодаря чему Клавдий смог пережить бури, заговоры, злодеяния, в которых один за другим погибли все представители его рода.

ЦЕЗАРЬ-ИСТОРИК. ИСТОРИЯ И ЦЕЗАРЬ

Клавдий стал правителем, и все равно римская аристократия не могла простить ему два огромных недостатка, или даже порока. Первый - несолидную внешность Клавдия. Да что там несолидная, просто смешная внешность! Второй порок заключался в том, что Клавдий остался в живых и, более того, осмелился появиться на политической арене в самый неподходящий момент, когда вполне реальными стали шансы на возрождение республиканского строя. Не удивительно поэтому, что в произведениях писателей той поры - а все они, так или иначе, были близки к сенату - чувствуется негативное и предвзятое отношение к Клавдию. А уж о таком выдающемся мастере художественного слова, как Сенека, имевшем личные поводы ненавидеть Клавдия, и говорить нечего. Поскольку же в веках сохраняются именно литературные произведения, и именно по ним потомки составляют свое мнение о делах минувших дней, ибо все прочие исторические документы сохранились лишь в отрывках и известны лишь ограниченному кругу специалистов-историков, в сознании европейцев утвердился малопривлекательный образ этого императора.

Правда, уже появились труды специалистов, в которых делалась попытка создать более объективный портрет Клавдия, что повлияло и на произведения художественной литературы (как пример можно привести известные романы английского писателя Роберта Грейвса «Я, Клавдий», «Клавдий и Мессалина»). Тем не менее и сейчас еще далеко до всеобъемлющей и объективной оценки личности Клавдия и его деяний. Да и сомневаюсь я, что такая оценка вообще возможна, коль скоро главные источники информации - труды писателей-историков - заражены предвзятостью, а все другие документы той эпохи дошли до нас лишь в отрывках. Теперь очень важно не впасть из духа противоречия в другую крайность - апологетику, удержаться от стремления создать в одних лишь светлых тонах портрет цезаря Клавдия, который и в самом деле обладал многими недостатками - не только относящимися к смешным сторонам его внешнего облика, но и весьма серьезными отрицательными качествами характера.

К слову сказать, случай с Клавдием ярко иллюстрирует одну простую мысль: как сильна над людьми власть однажды созданного стереотипа, относится ли это к человеку или целой эпохе. А уж если этот образ создавался такими мастерами, как Тацит или Сенека… Кто из писателей последующих веков посмел бы соперничать с ними в покоряющей силе художественной выразительности, кто еще обладает таким утвердившимся в веках авторитетом историка и писателя? Отсюда следует простой вывод, который должны хорошо усвоить все правители, все сильные мира сего всех времен и народов: потомки судят политических деятелей не по их делам, а по тому, что и как напишут о них современные им писатели. Значит, главная заповедь всякого правителя - жить в согласии с творческой интеллигенцией, и тогда о тебе останется добрая память на века. Разумеется, если ты в состоянии отличить заурядного льстеца и прихлебателя от действительно талантливого мастера, если ты в состоянии сносить все странности, причуды и даже злонамеренные выходки, столь часто присущие Аполлоновой братии.

Вернемся к Клавдию и попытаемся все-таки, хотя это и очень трудно сделать в нескольких словах, дать объективный образ этой, несомненно, противоречивой личности, по возможности справедливо представить читателю ее достоинства и недостатки. Начнем с констатации наиболее важных конкретных фактов с первых дней правления Клавдия - фактов бесспорных, подтвержденных свидетельствами, - а затем попытаемся сделать анализ основных направлений его деятельности, уже отступив от хронологического принципа.

Убийцы Калигулы были приговорены к смертной казни, иначе Клавдий не мог поступить. Правда, племянника своего он ненавидел, но другого решения император не имел права принять, ибо предание человека смерти без суда и следствия всегда остается убийством и должно быть наказано во избежание опасного прецедента. Но одновременно с этим новый цезарь издал указ, освобождающий от ответственности всех, кто 24 и 25 января позволил себе антиправительственные высказывания или действия. Указы же прежнего императора были тщательнейшим образом пересмотрены и многие из них, главным образом о налогах, отменены. Также были пересмотрены все политические процессы за время царствования Калигулы, изучены списки осужденных. Освобождены были все, за исключением настоящих уголовных преступников. Зато одновременно были привлечены к ответственности те рабы и вольноотпущенники, которые писали доносы на своих хозяев. Вернули из изгнания лиц, сосланных Калигулой, в том числе и двух его сестер, Юлию и Агриппину. Конфискованные Тиберием и Калигулой состояния были возвращены прежним владельцам или их наследникам. И наконец, был издан указ, запрещающий возбуждать дела по обвинению в оскорблении величества. Мне могут возразить - дело обыкновенное, каждый новый правитель обычно начинает с правильных мероприятий и красивых жестов, которые со временем сводятся на нет, и все возвращается к прежнему порядку вещей. Ведь так было и в начале царствования Калигулы. Это правда, но в данном случае принципы законности и правопорядка соблюдались во все время правления Клавдия, хотя не обошлось без ошибок, осечек, злоупотреблений и просто нарушений закона. И даже если Клавдию и приходилось ломать им же установленные правила, в нарушениях не всегда был виноват он лично. Так, например, и ему пришлось устроить политический процесс и сурово наказать виновных. Случилось это на второй год правления, в 42 году, когда поднял мятеж наместник Далмации Камилл Скрибониан, объявив о свержении Клавдия и восстановлении республики. Его тут же поддержали многие сенаторы, по-прежнему презиравшие Клавдия. Однако легионы не пошли за наместником, солдат вполне устраивал существующий строй, а от республики еще неизвестно чего можно ожидать. Мятеж был подавлен, его зачинщики сурово наказаны.

Новый цезарь серьезно относился к своим обязанностям. Да и вообще это был человек исключительной работоспособности. Став главой огромной империи, он находил время и для своих любимых занятий историей, не перестал писать, в результате чего им были созданы солидные труды: «Автобиография» в 8 книгах, «История гражданских войн» в 40 книгах, «История этрусков» в 20 книгах, «История Карфагена» в 8 книгах и др. В исторических трудах цезаря сказывается влияние его учителя, великого историка Тита Ливия.

Клавдий был также большим знатоком греческой литературы и греческого языка. Правда, его научные изыскания в области языка отличались некоторыми странностями. Так, например, он счел нужным ввести три новые буквы. Тем не менее из уважения к ученым трудам цезаря его коллеги-лингвисты основали при знаменитом Александрийском музее так называемый Клаудианум (мы бы назвали его научно-исследовательским институтом), задачей которого было изучение и ежегодное прочтение от начала и до конца «Истории этрусков» и «Истории Карфагена». Из трудов Клавдия почти ничего не сохранилось, лишь жалкие фрагменты. Следует полагать, труды эти были слабы и по форме и по содержанию, коль скоро потомки не позаботились об их сохранности. И в самом деле, судя по дошедшим до нас отрывкам, стиль изложения ученого императора поражает своей причудливостью: так, например, стройный ряд доказательств часто прерывается совершенно не к месту случайными замечаниями. И все же, судя по тем же сохранившимся отрывкам, можно утверждать, что Клавдием был собран ценный исторический материал.

Теперь о Клавдии-правителе. Сложное и нелегкое дело - заниматься множеством проблем огромной империи, особенно для человека, не имеющего опыта политической деятельности. Клавдий исключительно серьезно и добросовестно относился к своим обязанностям, старался вникать как можно глубже в суть больших и малых дел. Стиль его речей, указов, постановлений неопровержимо свидетельствует о том, что он сам их редактировал.

С той же добросовестностью и даже увлечением относился Клавдий к своим судейским обязанностям: «Суд он правил с величайшим усердием», - пишет Светоний. Но порой Клавдия упрекали в том, что процессы не всегда проходили открыто, а его приговор - не всегда был логически обоснован. Клавдий действительно отличался неуравновешенным характером, но сам это понимал и часто приносил извинения людям, незаслуженно им оскорбленным в порыве гнева. Недоброжелатели-писатели упрекали его и за первое и за второе - дескать, такое поведение цезаря подрывает авторитет власти. Я нахожу этот тезис спорным.

Поскольку цезарь не мог всем руководить в одиночку, а сенаторам Клавдий не доверял, возникла необходимость поисков новых методов администрирования. Клавдий стал передавать отдельные отрасли хозяйства в ведение своим вольноотпущенникам, создавая тем самым что-то вроде теперешних министерств. Таким образом, наряду с традиционной системой управления была создана новая ветвь, подчиняющаяся непосредственно цезарю и только ему. И хотя порой вольноотпущенники получали слишком большую власть, и хотя они, случалось, злоупотребляли ею, сам принцип нового управления империей, развиваясь и совершенствуясь, со временем стал намного эффективнее старого, который, впрочем, все же продолжал действовать, но во все более ограниченном масштабе.

Была ли эта реформа продуманным нововведением Клавдия, или ее вызвало к жизни лишь недоверие императора к сенаторам? Вряд ли можно дать точный ответ на этот вопрос, но зато достоверно известно о другой реформе, когда по собственной инициативе последовательно и твердо Клавдий стал щедро наделять жителей провинций правами римских граждан. Ничего подобного прежние императоры не делали. Такое политическое изменение в общественной жизни имело огромное историческое значение. Империя, по мнению Клавдия, должна была стать общей родиной разных народов.

Наряду с этим Клавдий, как ни один из цезарей после Августа, увеличил территорию империи. Он покорил Британию - Август об этом только мечтал, а Калигула предпринимал неудачные попытки. Клавдий лично принял участие в походе и добрался до самого Камулодуна (современный Колчестер). Было это в 43 году, а в следующем его военачальники покорили в Африке Мавританию. Там были созданы две новые провинции, и, наконец, в 46 году стала римской провинцией Фракия на Балканах, нынешняя Болгария.

Нужно отметить еще одну сторону деятельности Клавдия - строительство. По словам известного историка древности, строил Клавдий немного, но зато это были сооружения гигантские и полезные. Для Клавдия предметом величайшей заботы всегда было благоустройство столицы и ее снабжение. При нем возведены были два новых акведука, по которым в столицу шла вода. И в наши дни вызывают изумление сохранившиеся развалины одного из них, Аква Клавдия (Aqua Claudia ). В Остии был построен большой порт, через который в Рим поступало продовольствие. В центральной Италии было осушено Фуцинское озеро. Тридцать тысяч землекопов в течение нескольких лет рыли подземный туннель через горный массив.

Уже перечисленных выше деяний Клавдия хватило бы с избытком для того, чтобы оставить по себе добрую память в веках. Но ведь это еще далеко не все! И тем не менее, как уже говорилось, до сих пор существуют самые противоречивые мнения о Клавдии как о человеке и как о правителе. Некоторые причины этого уже были названы, но следует назвать и еще одну, весьма существенную и по-человечески очень понятную. Точнее, эту причину следует разделить на две части, озаглавив каждую именем одной из двух жен Клавдия, - Мессалина и Агриппина.

ЖЕНЫ КЛАВДИЯ

Клавдию с женщинами не везло, хотя с юношеских лет он легко поддавался их чарам. Может быть, именно потому и не везло? Клавдию не было и двадцати, когда он обручился в первый раз, но до свадьбы дело не дошло из-за отказа Клавдия, ибо родители невесты чем-то провинились перед императором Августом. Клавдий выбрал себе новую невесту, но она умерла в день свадьбы. Через несколько лет, уже во времена Тиберия, Клавдий женится на Плавтии Ургуланилле. Вряд ли это был брак по любви, ибо мать невесты была подругой Ливии, вдовы Августа, по-прежнему очень влиятельной матроны. От брака с Ургуланиллой у Клавдия было двое детей, сын Друз и дочь Клавдия. Мальчик, обрученный с дочерью Сеяна, могущественного префекта преторианской гвардии, погиб трагической смертью на отцовской вилле в Помпеях: он забавлялся тем, что подбрасывал маленькую грушу и старался поймать ее ртом. Груша попала в дыхательное горло, и ребенок задохнулся. Вскоре Клавдий пришел к мысли, что жена ему изменяет, а малютка Клавдия на самом деле дочь некоего вольноотпущенника. Клавдий развелся с Ургуланиллой, а девочку приказал положить голой - как она появилась на свет - у порога дома бывшей жены. О дальнейшей судьбе девочки история умалчивает.

Со следующей женой, Элией Петиной, Клавдий развелся из-за ее скверного характера, но остался плод этого брака - дочь Антония. Жизнь ее сложилась трагично. Подростком Антонию выдали замуж за сенатора Гнея Помпея, но скоро она овдовела - ее муж был казнен по приказу Клавдия, ставшего к тому времени императором, за участие в заговоре. Второго мужа Антонии, Луция Силана, казнил Нерон, который сам пожелал жениться на Антонии, а когда Антония от этой чести отказалась, казнил ее, обвинив в подготовке переворота.

Третьей женой Клавдия стала Валерия Мессалина. У них была общая родственница - Октавия, сестра цезаря Августа, которая приходилась Клавдию бабкой, а Мессалине прабабкой. Их свадьба состоялась в 39 году. Жениху в ту пору было 48 лет, невесте - 15. Даже для тех времен, когда девушки выходили замуж, как правило, очень рано, причем за мужчин, старше их намного, разница в возрасте была огромной. В браке с Клавдием Мессалина сначала родила дочь Октавию, в будущем жену и жертву Нерона. В 41 году, когда Клавдий уже стал цезарем, родился сын Германик, которого затем, в 43 году, в честь покорения Британии, переименовали в Британика. И ему в будущем была уготована смерть по велению Нерона.

О Мессалине, о ее темпераменте и ненасытной похоти ходили легенды. Исторически доказанным фактом являются полчища любовников из высших сфер римской аристократии. Если на это еще можно было закрыть глаза, то хуже обстояло дело с шумными дворцовыми оргиями. И это еще не все. По ночам императрица часто покидала покои во дворце на Палатинском холме и регулярно посещала публичный дом, где под именем Ликиски добросовестно «вкалывала». Рассказывали, что как-то она устроила там соревнования «на выносливость» с самой опытной профессионалкой и победила.

Сказанного выше достаточно, чтобы представить себе «моральный облик» императрицы, если в данном случае можно вообще говорить о какой-либо морали. Для судеб окружающих Мессалину людей и судеб империи гораздо худшими последствиями обернулись другие стороны характера императрицы - ее жестокость, безграничная алчность, не знающее пределов стремление уничтожить любого неугодного Мессалине, лютая свирепость по отношению к врагам, особенно к женщинам. Уже в 41 году она добилась изгнания своих недругов - племянницы Клавдия Юлии и молодого тогда Сенеки, якобы за их прелюбодеяния.

Когда же позднее был раскрыт заговор наместника Далмации, перед Мессалиной открылось широкое поле деятельности. Вместе со своим союзником Нарциссом, влиятельным вольноотпущенником Клавдия, она воспользовалась этим удобным случаем для того, чтобы избавиться от многих неугодных ей людей. Особенно жестокими преступлениями Мессалины отмечен 47 год. Именно тогда расправилась она с Валерием Азиатиком, известным политическим деятелем, двукратным консулом. Императрица невзлюбила его за то, что он предпочел ей ее главную соперницу - Поппею Сабину, считавшуюся самой красивой женщиной Рима, да к тому же осмелившуюся обольщать актера Мнестра, на которого имела виды сама императрица! А еще у Валерия Азиатика были в Риме такие великолепные сады…

Несчастного схватили в его вилле на берегу Неаполитанского залива и доставили в Рим. Допросы вел лично Клавдий, соответственно настроенный женой. Приговоренному к смертной казни за участие в государственном заговоре, Валерию Азиатику была дарована - в виде особой милости - возможность самому выбрать, какой смертью умереть. И он до конца держался по-мужски: позанимался в своем дворце любимой гимнастикой, принял ванну, попировал, затем осмотрел погребальный костер, на котором будет сожжен его труп, и велел его перенести в другое место, чтобы огонь не повредил деревьев великолепного сада. И только потом велел врачу вскрыть себе вены.

В это же время люди Мессалины заставили покончить с собой и Сабину. Сиротой осталась ее дочь, унаследовавшая имя и красоту матери, будущая жена Нерона. Клавдий вроде бы ничего не знал об этом преступлении, что, конечно же, не оправдание. Глава государства обязан знать все, но кто из правителей знает обо всех беззакониях, творящихся в их стране?

Под конец в своем распутстве и наглости Мессалина зашла слишком уж далеко - осенью 48 года она официально вступила в брак с молодым сенатором Гаем Силием, хотя и была замужем. Это был уже политический акт, чреватый опасностью и для ее друзей вольноотпущенников, поэтому Нарцисс решился открыть глаза императору, пребывающему в это время в своей резиденции в Остии. В тот день в садах Валерия Азиатика Мессалина с гостями шумно отмечала октябрьские торжества в честь Вакха по случаю праздника сбора винограда. Один из участников празднества залез, к восторгу разгулявшихся гостей, на высокое дерево, и на вопросы, что ему оттуда видно, в тревоге вскричал: «Гроза! Гроза идет от Остии!»

И гроза грянула. Цезарь срочно прибыл в Рим и прямиком направился в казармы своих верных преторианцев. Там он и вершил суд, туда одного за другим доставляли любовников вероломной императрицы во главе с Силием и после недолгого допроса рубили им головы. Мессалина пыталась пробиться к мужу для объяснений, но бдительный Нарцисс не допустил ни ее, ни старшую весталку. К вечеру следующего дня цезарь сам спросил: «Где же несчастная? (Он употребил именно это слово - misera ) Пусть завтра явится и даст объяснения». Был ли это знак слабости Клавдия? Не обязательно. До сих пор дело носило политическую окраску, были основания подозревать сторонников Мессалины в подготовке государственного переворота с целью возвести на трон нового «мужа» императрицы - Силия. Теперь же, когда заговор был раскрыт и его участники уничтожены, осталось лишь личное дело Клавдия, и он мог позволить себе проявить великодушие по отношению к матери двух своих детей.

Для Нарцисса это таило смертельную опасность. Выскочив из покоев, он дал приказ дежурному офицеру немедленно привести в исполнение смертный приговор Мессалине.

Она в это время металась в отчаянии, то рыдая, то разражаясь неудержимым гневом. В эти тяжелые минуты при ней неотступно находилась ее мать, Домиция Лепида, покинувшая дочь в последние годы, ибо не одобряла ее образа жизни. Она пришла к дочери, когда ту постигло горе и все отступились от еще недавно могущественной императрицы. Домиция трезво оценивала положение и понимала, что для дочери все потеряно, уговаривала ее хотя бы умереть достойно. Вдруг раздались громкие удары в запертые ворота. Никто из слуг не осмелился отворить. Солдаты ворвались силой. Офицер молча остановился перед обеими женщинами, зато не молчал, исторгая потоки брани, сопровождавший его слуга Нарцисса. Мессалина дрожащей рукой взяла кинжал, но у нее не хватило решимости вонзить его в себя. Потерявший терпение офицер помог ей сильным толчком.

Внешне Клавдий спокойно воспринял смерть жены, но кто знал, что он чувствовал в глубине сердца. И не было ли это наружное спокойствие, в чем его потом столько раз упрекали, единственной правильной реакцией мужчины и императора? А как еще ему следовало реагировать? Всенародно оплакивать распутницу? Или, наоборот, предать ее память проклятию? Но думал он о ней постоянно, и именно этим, а не какой-то странной забывчивостью, как считает Светоний, объясняется удивительный вопрос, с которым цезарь как-то утром обратился к слугам, накрывавшим на стол: «А почему не приходит госпожа?»

Пережив семейную драму, Клавдий торжественно поклялся преторианцам в том, что отныне пребудет в безбрачии, коль скоро все его браки оказались неудачными. А если не устоит и нарушит свою клятву, пусть они, преторианцы, заколют его собственными руками.

Клятве своей он изменил очень скоро, выразив желание опять связать себя узами брака, и на Палатине принялись гадать, которой из дам высшего общества суждено стать новой императрицей. Лучше всех были информированы, разумеется, вольноотпущенники, ведь они пользовались безграничным доверием Клавдия. Но случилось так, что у каждого из этих могущественных сановников была своя кандидатура.

Нарцисс, главный виновник гибели Мессалины, советовал Клавдию жениться на своей прежней жене Петине, которую тот в свое время прогнал. Доводы Нарцисса: Клавдий хорошо знает эту женщину, недостатки ее известны, значит, неожиданности исключены, зато уж она наверняка будет хорошо заботиться не только о своей дочери, Антонии, но также и о Британике с Октавией. Концепция хоть и оригинальная, да уж больно чудная, так что, пожалуй, реальные шансы имели скорее кандидатуры двух других приближенных вольноотпущенников, Каллиста и Палласа. Первый советовал прекрасную и сказочно богатую Лоллию Паулину, которой несколько лет назад пришлось на короткое время стать женой Калигулы. Сохранилось свидетельство современника: на один из скромных приемов Лоллия явилась в платье из изумрудов и жемчугов стоимостью как минимум в 40 миллионов сестерциев. Однако цезаря трудно было прельстить богатством, замужество же Лоллии с Калигулой, хоть и вынужденное, отталкивало. Вот так победил Паллас, поддерживавший Агриппину.

Агриппине Младшей было тогда 32 года. Правнучка императора Августа, родная сестра Калигулы, она приходилась Клавдию племянницей. Очень близкое родство? Но и тут находились доводы «за»: зачем цезарю связываться с другими родами, привлекать в императорскую семью чужих людей, разжигать амбиции новой родни? Не был препятствием и сын Агриппины, Луций Домиций, родившийся в 37 году от брака с Гнеем Помпеем: Гнея уже несколько лет нет в живых, а мальчик может оказаться очень полезным династии, достаточно вспомнить, как в свое время пригодились Августу Тиберий и Друз, сыновья Ливии от первого брака. Ну и, наконец, пора бы уж как-то вознаградить бедную Агриппину за те страдания, которые пришлось ей вытерпеть от безумца Калигулы, сославшего несчастную на отдаленный безлюдный остров!

И вот в начале 49 года по предложению бывшего цензора Вителлия сенат принял решение: умолять Клавдия жениться на Агриппине. Только она, происходящая из столь славного рода, с ее незапятнанной репутацией и известной всем твердостью характера, прекрасная мать и хозяйка, способна стать достойной владычицей императорского дворца, снимет бремя семейных забот с плеч цезаря, и тот сможет отдавать все свои силы государственным делам. Этого же потребовал и народ - разумеется, в едином спонтанном порыве. Как же было цезарю устоять? Руководствуясь высшими государственными интересами, он женился на Агриппине через два дня после трогательной, тщательно подготовленной демонстрации народного волеизъявления.

Во время свадебных торжеств внезапно разошлась весть о том, что Юний Силан, жених Октавии, дочери Клавдия, покончил жизнь самоубийством. Это была первая жертва Агриппины. Силан мешал ей, ибо она хотела сделать мужем Октавии своего собственного сына. Подступом и интригами она еще раньше добилась того, что Силана вывели из состава сената и за четыре дня до январских календ заставили сложить с себя преторский сан. Молодой человек, перед которым открывалось блестящее будущее, был просто-напросто затравлен до смерти.

Для Сенеки же, напротив, возвышение Агриппины открыло путь к карьере. Его вернули из изгнания, наградили званием претора и сделали воспитателем сына императрицы Луция Домиция. Впрочем, не прошло и года, как мальчик получил другое имя, - в феврале 50 года он был объявлен Клавдием приемным сыном и назывался теперь Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь. В историю он вошел просто как император Нерон. Сама Агриппина получила титул Августы. В том же году в Оппид Убиор на Рейне, где она родилась более тридцати лет назад, были направлены поселенцы-ветераны, поселение получило статус колонии и переименовано - Колония Клавдия Алтаря Агриппины (Colonia Claudia Ara Agrippinensis) . Позже город стали именовать просто Колония Агриппины. Сейчас это Кёльн.

Влияние императрицы, которая действовала в тесном сотрудничестве с Палласом, все возрастало, и использовала она его преимущественно в преступных целях. Так, она добилась изгнания ненавистной ей прекрасной и богатой Лоллии Паулины. Лишенная имущества и гражданских прав, бывшая соперница императрицы вскоре была казнена. Агриппина велела принести себе отрубленную голову несчастной, чтобы собственными глазами убедиться в смерти этой женщины.

Единственным противником Агриппины при дворе оставался Нарцисс. Он оказался в очень сложном, да что там - крайне опасном положении. Нарцисс знал, что императрица его ненавидит, но знал также и то, что ничего хорошего ему не сулит приход к власти наследника Клавдия - Британика, так как именно он, Нарцисс, стал виновником гибели Мессалины, матери Британика. Вот почему могущественный сановник проявлял неустанную заботу о здоровье и безопасности Клавдия и вместе с тем прилагал все усилия, чтобы завоевать расположение мальчика.

ДИНАСТИЯ ЮЛИЕВ - КЛАВДИЕВ

При всяком удобном случае он демонстрировал свою любовь к нему и громогласно молил богов помочь Британику поскорее возмужать и даровать ему силы для отмщения убийцам матери и недругам отца. Под последними подразумевались в первую очередь Агриппина и Паллас.

Под влиянием Нарцисса сам Клавдий стал сердечнее относиться к родному сыну, которого незаслуженно обидел, адоптируя пасынка - Нерона. Цезарь даже хотел уже разрешить Британику надеть мужскую тогу, что означало бы достижение им совершеннолетия. Тем самым создавалась непосредственная угроза планам Агриппины посадить на трон своего сына Нерона.

Осенью 54 года страдающий подагрой Нарцисс отправился на лечение теплыми водами в городок Синуэсса, расположенный на расстоянии одного дня пути к югу от Рима. Четырнадцатого октября до него дошло известие о смерти цезаря, и в тот же день за ним явились солдаты, чтобы его арестовать.

Что стало причиной смерти Клавдия? Считают, что он был отравлен накануне за ужином. Вероятнее всего, яд находился в его любимом блюде, белых грибах. Одни утверждают, что сделала это сама Агриппина, своими руками поднеся любимое лакомство цезарю, другие придерживаются иной версии: когда после съеденного у императора началась рвота, придворный врач якобы для ее облегчения, вложил в горло Клавдию перо, обмакнув его в сильный яд. Достоверно известно лишь, что мучился цезарь всю ночь и скончался только к утру, 14 октября.

В течение еще нескольких часов Агриппина держала смерть супруга в тайне, более того, велела оповестить всех, что императору стало лучше. За эти часы было сделано все, чтобы подготовить переход власти к ее обожаемому сыну Нерону.

Примечания:

Консекрация (от лат. consecratio - букв, «посвящение») - в совр. понимании обряд, посвященный метафизическому олицетворению плоти и крови Христа в хлебе и вине соответственно, основанный на католической доктрине о пресуществлении на Тайной вечере. - Здесь и далее примеч. ред., за исключением особо отмеченных случаев.

Колчестер - город в английском графстве Эссекс.

Клавдий был младшим сыном Друза Старшего и Антонии Младшей. В императорской семье его считали недотепой. «Мать его Антония говорила, что он урод среди людей, что природа начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: «глупее моего Клавдия». Бабка его Ливия всегда относилась к нему с глубочайшим презрением, говорила с ним очень редко и даже замечания ему делала или в записках, коротких и резких, или через рабов. Сестра его Ливия Ливилла, услыхав, что ему суждено быть императором, громко и при всех проклинала эту несчастную и недостойную участь римского народа» (Свет. Клавд. 2).

Клавдий I в образе Юпитера. Мрамор. Рим. Ватиканские музеи

Август считал Клавдия неспособным к государственным делам.

Однако Клавдий был весьма ученым человеком, умел иногда говорить обдуманно и выразительно. По совету знаменитого историка Тита Ливия он еще в юности стал писать римскую историю, написал он также свою биографию и еще несколько сочинений на латинском языке; на греческом языке он написал историю этрусков и карфагенскую историю. Много лет незаметно жил он в императорском дворце и был погружен в ученые занятия; даже его племянник, сумасшедший Калигула, расправившийся со своими родственниками, не уничтожил его.

В момент убийства Калигулы Клавдий тоже находился в Палатинском дворце.

Светоний так рассказывает о последовавших событиях:

«Когда заговорщики, готовясь напасть на Калигулу, стали оттеснять от него придворных, якобы император пожелал остаться один, Клавдий вместе с остальными был вытолкнут и попал в Гермесову комнату; оттуда при первом слухе об убийстве он в испуге бросился в соседнюю Солнечную галерею и спрятался за занавесью у дверей. Какой-то воин-преторианец, пробегавший мимо, увидел его ноги, захотел проверить, кто там прячется, узнал его, вытащил, и когда тот в страхе припал к его ногам, обратился к нему с приветствием как к императору и повел к своим соратникам, которые попусту буйствовали, не зная, что делать дальше. Они посадили Клавдия на носилки, и так как все носильщики поразбежались, то сами, поочередно сменяясь, понесли к себе в преторианский лагерь его, дрожащего от ужаса, а встречная толпа его жалела, словно это невинного тащили на казнь.

Ночь Клавдий провел внутри лагерного вала, окруженный стражей, успокоившись за свою жизнь, но тревожась за будущее. Дело в том, что консулы, сенат и городские когорты (военные отряды городской охраны, враждовавшие с преторианцами) заняли Форум и Капитолий с твердым намерением провозгласить всеобщую свободу. Через народных трибунов Клавдия тоже пригласили в курию (место заседания сената), чтобы участвовать в совете, но он отвечал, что его удерживают сила и принуждение. Однако на следующий день, когда сенат, утомленный разноголосицей противоречивых мнений, медлил с выполнением своих замыслов, а толпа стояла кругом, требовала единого властителя и уже называла его имя, – тогда он принял на вооруженной сходке присягу от воинов и обещал каждому по 15 тысяч сестерциев – первый среди Цезарей, купивший за деньги преданность войска» (Свет. Клавд. 10).

Клавдий стал императором, когда ему был уже 51 год. Он принял громоздкое официальное имя Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, которое имело, однако, и сокращенные варианты: император Тиберий Клавдий и др.

Сделавшись императором, Клавдий немедленно приказал казнить Кассия Херею и еще несколько человек, причастных к убийству Калигулы, однако отменил все его жестокие постановления и тем самым заслужил всеобщее признание.

Дело в том, что в восстановлении республики был заинтересован только сенат, состоявший из представителей старой римской знати, а плебс, преторианцы и провинциальная знать предпочитали умеренную императорскую власть, от которой они имели определенные выгоды.

Римские плебеи имели все основания быть довольными Клавдием, который помимо организации раздач и зрелищ проявил заботу о благоустройстве столицы: провел новые водопроводы, реконструировал порт в Остии и обеспечил регулярный подвоз хлеба в Рим.

Диапазон государственной деятельности Клавдия оказался широким.

Был издан особый эдикт (постановление), согласно которому получали свободу старые и больные рабы, оставленные своими хозяевами без помощи.

По инициативе Клавдия были взяты под охрану государства все строения: в Италии нельзя было сломать ни одного дома, даже брошенного и необитаемого, без особого письменного разрешения римского сената (см. ЛН, 176).

Рим возобновил завоевательную политику, и римскими провинциями стали Мавретания, Британия, Фракия (совр. Болгария), а в Малой Азии – Ликия и Памфилия.

На завоеванных территориях римляне строили города и не гнушались контактами с местной знатью; более того, впервые в истории римляне допустили варваров-неиталийцев в свой сенат, и представители галльского племени эдуев сделались первыми сенаторами. Некоторые римляне вознегодовали на Клавдия за это нововведение.

Многочисленные мероприятия, проведенные от имени Клавдия, способствовали укреплению военной диктатуры и централизации власти. Со времени Клавдия началось создание четкой структуры императорской канцелярии с различными отделами и иерархией должностей. Естественно, что крупные должности в канцелярии получили императорские вольноотпущенники, поскольку прислуга императорского дома, как и всякого другого, состояла из рабов.

Вольноотпущенников в Риме было много. Достойно упоминания тонкое замечание Тацита: «Если обособить вольноотпущенников, то станет очевидной малочисленность свободнорожденных» (Тац. Анн. ЯП, 27).

В правление Клавдия некоторые императорские вольноотпущенники были влиятельными людьми в государстве:

«Его вольноотпущенники, взяв большую силу, оскверняли все развратом, мучили людей ссылками, убийствами, проскрипциями. Феликса, одного из них, Клавдий поставил во главе легионов в Иудее, евнуху Поссидию после триумфа над Британией было дано среди других храбрейших воинов почетное оружие, точно он участвовал в этой победе; Полибию разрешено было шествовать между двумя консулами. Но всех их превзошли секретарь Нарцисс, который держал себя как господин своего господина, и Паллант, украшенный преторскими знаками отличия. Они оба были так богаты, что когда Клавдий жаловался на недостаток денег в казне, то в народе остроум-. но говорили, что у него могло бы быть денег в изобилии, если бы эти два вольноотпущенника приняли его в свою компанию» (Авр. Викт. Извл. ГУ). Особой мощью и богатством отличался Паллант, бывший раб Антонии Младшей, которому Клавдий поручил заведовать финансами, – он имел 300 миллионов сестерциев.

«Клавдий выступил в сенате с предложением относительно наказания женщин в случае их брачного сожительства с рабами, и сенаторы постановили, что если свободная женщина дошла до такого падения без ведома владельца раба, то ее следует считать обращенной в рабство, а если с его согласия – то считать ее вольноотпущенницей. И так как Клавдий объявил, что автором внесенного законопроекта является Паллант, то Борея Соран, предназначенный в консулы, предложил даровать Паллан-ту преторские знаки отличия и 15 миллионов сестерциев, а Корнеллий Сципион добавил, что Палланту сверх того следует принести благодарность от лица государства, ибо он, происходя от царей Аркадии, ради общественной пользы пренебрег своей восходящей к глубокой древности знатностью и удовлетворяется положением одного из помощников императора. Клавдий подтвердил, что, довольствуясь почестями, Паллант по-прежнему беден. И вот, начертанный на медной доске, был вывешен сенатский указ, в котором вольноотпущенник, обладатель 300 миллионов сестерциев, превозносился восхвалениями за старинную неприхотливость и довольство малым» (Тац. Анн. XII, 53).

Тацит делает справедливый вывод о государственной деятельности Клавдия: «Это был принцепс, у которого не было других мыслей и другой неприязни, кроме подсказанных и внушенных со стороны» (Тац. Анн.

Клавдий скончался 13 октября 54 г. от отравления. Ему устроили торжественные похороны, похвальное надгробное слово произнес молодой Нерон, сын его четвертой жены Агриппины Младшей, которого Клавдий усыновил.

Когда Нерон заговорил о мудрости и предусмотрительности Клавдия, то, как пишет Тацит, «никто не смог побороть усмешку» (Тац. Анн. ХИ1, 3). Ведь ни для кого не было тайной, что именно Агриппина Младшая спровадила Клавдия на тот свет, чтобы императором стал Нерон.

Сенека, выдающийся философ и активный политик, которому Агриппина Младшая вверила воспитание Нерона, весьма своеобразно откликнулся на смерть Клавдия, написав пародию на апофеоз (обожествление) императора.

Многословное сочинение Сенеки называется «Отыквление» – то есть Клавдий после смерти превращается не в бога, а в тыкву – символ глупости.

Сенека не жалеет слов, изничтожая Клавдия и восхваляя молодого Нерона; особенно он порицает покойного императора за то, что тот охотно предоставлял право римского гражданства иноплеменникам – грекам и варварам:

«Клавдий был уже при последнем издыхании, а скончаться никак не мог. Тогда Меркурий (провожавший души умерших в подземное царство), который всегда наслаждался его талантом, отвел в сторонку одну из парок (богини, прядущие нити жизни людей) и говорит ей: «До каких же это пор, зловредная ты женщина, будет у тебя корчиться этот несчастный? Неужто не будет конца его мукам? Вот уже шестьдесят четвертый год, что он задыхается. Что за зуб у тебя на него и на государство? Дай ты в кои-то веки не соврать звездочетам: с тех пор, как он стал править, они что ни год, что ни месяц его хоронят. Впрочем, удивительного нет, коль они ошибаются, и никто не знает, когда наступит его час: всегда его считали безродным. Делай свое дело:

Смерти предай; во дворце пусть лучше царит опустелом».

«А я-то, – говорит Клото (одна из трех парок), – хотела ему малость надбавить веку, чтобы успел он и остальным, которые все наперечет, пожаловать гражданство. (А он ведь решил увидеть в тогах всех – и греков, и галлов, и испанцев, и британцев.) Но если уж угодно будет хоть несколько иноземцев оставить на племя и ты приказываешь, так будь по-твоему».

Тут открывает она ящичек и достает три веретенца: одно – Авгури-на, другое – Бабы и третье – Клавдия. «Вот этим троим, – говорит она, – я прикажу в этом году умереть одному за другим и не отпущу его без свиты.» невместно тому, кто привык видеть столько тысяч людей и за собой, и перед собой, и около себя, остаться вдруг одному. Покамест довольно с него и этих приятелей».

Молвила это она и, смотав свою гнусную пряжу,
Жизни дурацкой царя, наконец, оборвала теченье.
А уж Лахеса, собрав волоса, украсивши кудри
И пиэрийским чело и локоны лавром венчая.
Светлую прясть начала из руна белоснежную нитку.
И под счастливой рукой потянулась из этой кудели
С новой окраскою нить. Изумляются сестры работе:
Обыкновенная шерсть дорогим отливает металлом,
И золотые века нисходят по нитке прекрасной.
Нет их усердью конца: сучат благодатную пряжу.
Пригоршни полня себе и работе радуясь, сестры.
Спорится дело само, и без всяких при этом усилий
Мягкая сходит у них с веретен крутящихся нитка;
Годы Тифона уже побеждают и Нестора годы.
Пением тешит их Феб и, грядущему радуясь живо,
То прикоснется к струнам, то работе сестер помогает.
Пенью внимают они и тягость труда забывают.
И, увлекаясь игрой на кифаре и братнею песней,
Больше, чем надо, они напряли руками: людскую
Долю похвальный их труд миновал. «Не скупитеся, парки, -
Феб говорит им, – пусть срок побеждает, положенный смертным,
Torn, кто подобен лицом, кто подобен мне красотою,
Не уступающий мне поэт и певец. Благодатный
Век он измученным даст и законов молчанье нарушит.
Как светоносец, когда разгоняет бегущие звезды,
Или как Геспер, восход вечерних звезд предваряя,
Иль как в румяной Заре, рассеявшей тени ночные
И зарождающей день, появляется яркое солнце,
Мир озаряя и в путь из ворот выводя колесницу, -
Так должен Цезарь взойти, таким увидит Нерона
Скоро весь Рим. Его лик озаряет все отсветом ярким,
И заливает волна кудрей его светлую выю».

Это Аполлон. А Лахеса, которая и сама увлеклась этим исключительным красавцем, напряла полные пригоршни и дарует от себя многие лета Нерону. Клавдию же все приказывают убраться

Из дома подовру и поздорову вон.

И тут испустил он дух и перестал притворяться живым» (пер. Ф. А. Петровского в кн.: Римская сатира. М., 1957, с. 112-114).

(Клавдий)

Хотел ли быть императором 51-летний мужчина, принявший столь громоздкое официальное имя? Он и свое родовое – Клавдий - долгое время из-за врожденного заикания (которое ему все-таки со временем удалось исправить) не мог произнести слитно. Скорее всего, даже не мечтал, ибо вся его жизнь, предшествовавшая описан­ным событиям, со­всем не говорила об этом.

Клавдий, младший брат популярного в Риме Германика, родился в 10 г. до н. э. в семье пасынка Октавиана Друза Старшего и Антонии Младшей. С самого раннего детства он, некрасивый и болезненный ре­бенок, казался родителям, вся любовь которых изливалась на старшего брата, слишком недоразвитым, недотепой, да и просто уродом. Клавдий родился семимесячным, затем в раннем детстве перенес малярию и корь, тяжело сказавшихся на его организме: мальчик оглох на одно ухо и у него развились рожистое воспаление и колит. Вдобавок, в резуль­тате детского паралича у него укоротилась одна нога, и поэтому он был обречен всю жизнь хромать. К тому же ребенка мучили нередкие сер­дечные приступы.

Его мать Антония, пережив трудные роды, питала к нему такое от­вращение, что называла его «живым предостережением» и прямо гово­рила, что природа начала его лепить, но не кончила и с отвраще­нием отбросила в сторону, отчаявшись в успехе. И что древние были мудрее и великодушнее, оставляя хилых младенцев на склоне холма в дождь и ветер ради блага целого народа. Если же она желала уко­рить кого-либо в тупоумии, то заявляла, что этот человек «глупее моего Клавдия». А бабка Ливия настолько презирала своего внука, что даже с ним не об­щалась, а если возникала необходимость повос­питывать его, то делала это через записки или рабов. Проницатель­ный Август, напротив, увидел в Клавдии незаурядный ум, но ум ученого или писателя, а не политика. Первый принцепс считал его неспособным к государственному управ­лению. Это мнение было настолько распространено, что когда сестра Клавдия Ливия Ливилла услыхала, что ему суждено стать императо­ром, она при всех громко заявила, что римский народ не заслуживает такой несчастной и недостойной участи.

Клавдий не только был вынужден, но и полностью смирился с тем имиджем, который навязали ему с детства. Он был ласков и спокоен, старался никого не раздражать и ни с кем не делиться своим мнением о происходящем, хотя оно наверняка было справедливым. Ведь на самом деле Клавдий был весьма способным и интеллекту­ально развитым че­ловеком. Он любил научные занятия и умел, хотя и медленно, говорить обдуманно и выразительно. Знаменитый римский историк Тит Ливий довольно быстро распознал его ум и посоветовал ему писать римскую историю и другие сочинения. Клавдий внял этому совету и много лет незаметно жил в Палатинском дворце, будучи погружен в ученые заня­тия. За это время он написал на латинском и греческом языках не только римскую историю, но и свою биографию, историю этрусков и историю Карфагена, а также ряд других сочинений. Очевидно поэтому Калигула, уничтожив своих родственников, только в самый последний момент обратил внимание на дядю Клавдия, которого так и не смог осу­дить. В самом деле, придраться к Клавдию было очень сложно – он ни­когда не перечил племяннику и вообще старался держаться от него по­дальше.

Клавдий, в сущности, являлся провиденциалистом, и во всем пола­гался на судьбу. Отсюда проистекало и его поведение в день убийства Калигулы. Светоний повествует об этом так: «Когда заго­ворщики, гото­вясь напасть на Калигулу, стали оттеснять от него придворных, якобы император пожелал остаться один, Клавдий вместе с остальными был вытолкнут и попал в Гермесову комнату; оттуда при первом слухе об убийстве он в испуге бросился в сосед­нюю Солнечную галерею и спрятался за занавесью у дверей. Какой-то воин-преторианец, пробе­гавший мимо, увидел его ноги, захотел проверить, кто там прячется, уз­нал его, вытащил, и когда тот в страхе припал к его ногам, обратился к нему с приветствием, как к импера­тору и повел к своим соратникам, ко­торые попусту буйствовали, не зная, что делать дальше. Они посадили Клавдия на носилки и… поочередно сменяясь, понесли к себе в прето­рианский лагерь его, дрожащего от ужаса, а встречная толпа его жалела, словно это не­винного тащили на казнь».

Действительно, никто тогда не знал, какая участь ждет Клавдия. Только в лагере, окруженный стражей, дядя убиенного императора ус­покоился за свою жизнь. Он логично рассудил, что если бы его хотели убить, то сделали бы это сразу.

Тем временем смерть Калигулы вскружила головы многим сена­то­рам. Кроме того, многим стало ясно, на что может быть способен безу­мец, обладающий властью и титулом принцепса, да и уважение к сис­теме принципата было серьезно подорвано. Всеобщее настроение рас­полагало к попыткам снова возродить республику. Консулы созвали первое заседание не в курии Юлия, а в Капитолии с твердым намере­нием провозгласить всеобщую свободу. Некоторые сенаторы даже при­зывали истребить память о Цезарях и разрушить храмы Юлия Цезаря и Августа. А когда Клавдия через народных трибунов тоже пригласили на заседание, он повел себя весьма дальновидно, ответив, что его удержи­вают сила и принуждение. Он рассудил, что пусть пока сенаторы вы­пустят накопившиеся на предыдущее правле­ние пары, а народ тем вре­менем решит, что к чему.

Известный принцип Августа, которого Клавдий очень уважал, «то­ропись медленно!» привел к положительным для него результа­там. Се­нат захлебнулся полученной свободой, не знал, что с ней делать, но, ви­димо, попросту отвык от нее. Заседание захлестнула волна противоре­чивых мнений, Сенат медлил с решением, а народ, тем временем, то и дело выкрикивал имя нового принцепса – Клав­дия. К несчастью для се­наторов, они уже не имели права голоса в решении важного вопроса о римской государственности. Принцепс Калигула был убит собствен­ными солдатами, и только они могли решить, кто будет следующим владыкой Рима. Сейчас именно армия имела право решающего голоса во всем, что происходило в государ­стве. Равной ей силы не существо­вало, а противопоставить ей было нечего.

Клавдию ничего не оставалось, как принять присягу от претори­ан­цев и на всякий случай пообещать каждому по пятнадцать тысяч сес­терциев – ситуация ведь была неспокойной, заговорщики по-прежнему кричали о свободе. Светоний же говорит, что Клавдий был «первый среди Цезарей, купивший за деньги преданность войска». Автор «Жизни двенадцати Цезарей» несправедлив в отношении Клавдия, по­скольку преданность войска за деньги политики уже покупали, начиная со времен Гая Мария.

Сенату, поставленному перед свершившимся фактом, не остава­лось ничего иного, как поднести Клавдию все обычные титулы, которые по­лучал глава государства. И первой задачей нового прави­теля Империи стало умиротворение всех враждующих партий. За убийство Калигулы были казнены только Кассий Херея и несколько главных заговорщиков. Как сообщает в «Иудейских древностях» Иосиф Флавий, голову Херее по его просьбе отрубили тем же мечом, которым он нанес удар Кали­гуле. Остальные замешанные в заговоре лица были прощены. Клавдий постарался приложить все усилия, чтобы стереть из памяти римлян годы жестокого правления своего племянника: бумаги Калигулы были сожжены, введенные им налоги постепенно отменены, отправленные в ссылку возвращены в Рим, статуи Калигулы уничтожены.

Клавдий правил римской державой четырнадцать лет, и диапазон его государственной деятельности оказался широким. Во время его правления завершился важный процесс, начавшийся еще при Цезаре и Августе, - реорганизация административной системы и создание бюро­кратического аппарата Империи. Для управления огромным имущест­вом императора были созданы четыре дворцовые канцеля­рии, во главе которых Клавдий поставил своих вольноотпущенников – Палланта, Нарцисса, Каллиста и Полибия. Возникшие для управле­ния частным хо­зяйством императора, дворцовые канцелярии посте­пенно превратились в центральные органы имперского управления, а их начальники приоб­рели немалую власть. Последнее обстоятельство послужило важной причиной отношения античных авторов к Клав­дию, которого они ри­суют человеком слабым и безвольным, игруш­кой в руках своих вольно­отпущенников и жен. Однако эта характе­ристика может быть только отчасти справедливой по отношению к последним годам правления Клавдия, когда реальная власть стала постепенно ускользать из его рук. И не столько благодаря вольноот­пущенникам, сколько в силу его ста­рости и зависимости от сильной женщины – его последней жены Аг­риппины.

Надо сказать, что вольноотпущенников в Риме было столь много, что Тацит очень тонко заметил: «Если обособить вольноотпущенни­ков, то станет очевидной малочисленность свободнорожденных». В прин­ципе, вольноотпущенники были частью естественного процесса транс­формации рабовладения, двигавшегося по пути к наибольшей экономи­ческой выгоде. В I в. уже довольно распространенным явле­нием на вил­лах и латифундиях становились рабы с пекулием (т.е. с небольшим уча­стком земли и соответствующими орудиями труда) и колоны – свобод­ные арендаторы. Многие рабовладельцы отнюдь не являлись зверями и отпускали на волю старых рабов и за хорошую службу. Много вольно­отпущенников появилось и во время «про­скрипций» Калигулы. А Клав­дий специальным эдиктом узаконил отпуск на свободу старых и боль­ных рабов, оставленных своими хозяевами без помощи.

«Его вольноотпущенники, взяв большую силу, оскверняли все раз­вратом, мучили людей ссылками, убийствами, проскрипциями, - писал римский историк Аврелий Виктор. – Феликса, одного из них, Клавдий поставил во главе легионов в Иудее, евнуху Поссидию после триумфа над Британией было дано среди других храбрейших воинов почетное оружие….; Полибию разрешено было шествовать между двумя консу­лами. Но всех их превзошли секретарь Нарцисс, который держал себя как господин своего господина, и Паллант, украшенный преторскими знаками отличия. Они оба были так бо­гаты, что когда Клавдий жало­вался на недостаток денег в казне, то в народе остроумно говорили, что у него могло бы быть денег в изоби­лии, если бы эти два вольноотпу­щенника приняли его в свою компа­нию». Кстати, Паллант, заведовав­ший финансами, имел триста мил­лионов сестерциев и получил претор­ские отличия за поддержку закона Клавдия о наказании женщин в слу­чае их брачного сожитель­ства с рабами.

Безусловно, Клавдию, невольно ставшему императором, надо было на кого-то опираться в управлении, и он полагал, что это должны быть люди, которым он оказал благодеяние, и что на эту роль больше всего подходят вольноотпущенники. Сенату, по-преж­нему разглагольство­вавшему о свободе, он не доверял, а армии боялся. Как он в перспективе ошибался, опираясь на облагодетельст­вованных им людей! Но какой высшей мудрости можно было ожи­дать от Клавдия, когда даже великий римский философ Сенека ста­нет жертвой своих благодеяний и неза­долго до своей смерти напи­шет: «Те, кому мы причиняем зло, реже льстят нам, чем те, кому мы делаем добро. Облагодетельствованный че­ловек испытывает униже­ние и потом отплачивает за горечь обиды».

Новый император взял курс на компромисс. Террористический ре­жим, установившийся в Риме при предшественниках Клавдия, был смягчен, процессы об оскорблении Величества прекратились. Клав­дий объявил общее «прощение и забвение», началось улучшение состояния финансов и городского снабжения. Тем не менее, согласно античным источникам, автократический курс все же продолжался: за время его правления было казнено 35 сенаторов и 300 всадников. Часть казнен­ных, недовольная властью вольноотпущенников, при­нимала участие в покушениях на Клавдия; часть оказалась жертвами зависти и корысто­любия третьей жены императора – Мессалины, а остальные – жертвами властолюбия его последней жены Агриппины. В 42 г. в Далмации вос­стали два легиона во главе с Фурием Камил­лом Скрибонианом. Мятеж этот прекратился через 5 дней, поскольку легионеры убили своего пред­водителя.

В силу выше приведенных фактов Клавдий не пользовался любо­вью современников и античных писателей. Подобное мнение в ходу и по сей день, к примеру, вывод Тацита о том, что «Это был прин­цепс, у которого не было других мыслей и другой неприязни, кроме подсказан­ных и внушенных со стороны», в литературе часто объяв­ляется спра­ведливым.

Как порой внешний облик и манеры, несовместимые с традицион­ным представлением о мужчине-римлянине, оказывают воздействие на характеристику всего правления этого императора! По сути, ведь в по­литике Клавдия в течение долгих лет прослежива­лись именно его лич­ность, его ум и его представления о власти. Большинство деяний, осу­ществляемых им, не могли быть идеей вольноотпущенника или какой-либо из его жен. Помимо централиза­ции власти и создания император­ской канцелярии, Клавдий много внимания уделял развитию Рима и его экономическим связям с провинциями. Он начал строительство боль­шого порта в устье Тибра около Остии, чтобы облегчить плавание тор­говых кораблей непо­средственно в Рим. По его инициативе были взяты под охрану госу­дарства все строения, по крайней мере, в Италии без письменного разрешения Сената нельзя было сломать ни одного дома, пусть даже брошенного или необитаемого. В самом Риме были расши­рены улицы и канализационная сеть, в результате чего вода в городе стала гораздо чище. При Клавдии была учреждена официальная почто­вая служба.

Весьма энергичной и успешной являлась, в отличие от времен Кали­гулы, внешняя политика этого императора. К Империи были присоеди­нены новые территории, а зависимые царства вошли в более тесный контакт с имперской администрацией. Самым крупным достижением стало завоевание Британии. В 42 г. 50-тысячная рим­ская армия высади­лась на юго-востоке острова и перешла Темзу. На театр военных дейст­вий прибыл сам Клавдий, на глазах у которого римляне разбили войска местного царя Каратака. По возвращении император справил пышный триумф, а его сын получил почетное имя Британник. По свидетельству Светония, в 44 г. после победы в Бри­тании принцепс «дал на Марсовом поле военное представление, изображавшее взятие и разграбление го­рода, а потом покорение британских царей, и сам распоряжался, сидя в плаще полководца». К концу жизни Клавдия были также завоеваны центральные районы Британии.

Помимо этого, при нем римскими провинциями стали Маврита­ния, Фракия, в Малой Азии - Ликия и Памфилия. В них проходило активное строительство городов, и укреплялись контакты с местной знатью: в своей провинциальной политике Клавдий продолжал ли­нию Цезаря на романизацию. Многие провинциалы получили права римского граждан­ства, более того, в 48 г. по настоянию принцепса Сенат даровал права доступа в свой состав представителям галль­ского племени эдуев. Так тихо и незаметно начался неотвратимый процесс варваризации Импе­рии; Клавдий же, возможно, искал еще одну опору для укрепления своей власти и размывания состава Се­ната. Немалое количество сенато­ров и всадников вознегодовали на него за это нововведение.

Надо сказать, Клавдий, выросший и возмужавший в очень нервоз­ной и опасной для жизни обстановке, все время чего-то боялся. Отсюда, возможно, происходило его пристрастие к лицезрению гораздо мень­шего количества, чем при его предшественниках, казней и гладиатор­ских боев, характерное, впрочем, и для других императо­ров. Тем не ме­нее, именно в отношении Клавдия Светоний не преми­нул заметить, что «природная его свирепость и кровожадность обна­руживалась в боль­шом и малом. Пытки на допросах и казни отце­убийц заставлял он про­изводить немедля и у себя на глазах. Одна­жды в Тибуре он пожелал ви­деть казнь по древнему обычаю; пре­ступники были уже привязаны к столбам, но не нашлось палача; тогда он вызвал палача из Рима и терпе­ливо ждал его до самого вечера. На гладиаторских играх, своих или чу­жих, он всякий раз приказывал добивать даже тех, кто упал случайно… ему хотелось посмотреть в лицо умирающим». В другом месте своего повествова­ния о Клавдии Светоний противоречит сам себе: «не всегда он следо­вал букве законов и часто по впечатлению от дела умерял их суро­вость или снисходительность милосердием и справедливостью. Так, если кто в гражданском суде проигрывал дело из-за чрезмерных требований, тем он позволял возобновлять иск; если же кто был уличен в тягчайших преступлениях, тех он, превышая законную кару, приказы­вал бросать диким зверям».

Примером для Клавдия всегда был Цезарь, даже в его пристра­стии к гладиаторским боям. Перед тем, как осушить Фуцинское озеро, прин­цепс, как и знаменитый диктатор, устроил на нем битву двух флотилий с 19 000 вооруженными воинами на борту, которую Светоний описы­вает следующим образом: «Когда бойцы прокричали ему: «Здравствуй, император, идущие на смерть приветствуют тебя!» - он им ответил: «А, может, и нет», - и, увидев в этих словах помило­вание, все они отказа­лись сражаться. Клавдий долго колебался, не расправиться ли с ними огнем и мечом, но потом вскочил и, про­тивно ковыляя, припустился вдоль берега с угрозами и уговорами, пока не заставил их выйти в бой. Сражались в этом бою сицилийский и Родосский флот, по двенадцати трирем каждый, а знак подавал трубою серебряный тритон, с помощью машины поднимаясь из воды». Как свидетельствует Тацит в своих «Ан­налах», все эти 19 000 человек были осужденными.

Да, Клавдий никак не мог сравняться со своим образцом прави­теля, и более всего в отношениях с женщинами.

В семейной жизни императора преследовали одни неудачи, самой последней из которых стала его собственная кончина. Не получив любви и ласки от матери, всю жизнь Клавдий нуждался в женской ласке до такой степени, что мог попадать под влияние тех женщин, которых сильно любил. Сам же он отнюдь не являлся пред­метом любви жен­ского пола – четыре раза женщины выходили за него замуж либо по принуждению, либо по расчету. Первые две его жены не заслуживают специального внимания, да и он их особо не любил. А вот Валерия Мес­салина, несмотря на то, что успела родить Клавдию двоих детей – Окта­вию и Британника – своим распутством и разнузданностью сумела по­разить даже видавшее виды римское общество. Она была столь фанта­стически развратна, что ее имя стало нарицательным. Ювенал так опи­сывал ее в своих стихах:

Взгляни же на равных богам, послушай, что было

С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая

Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала

Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой

Блудная Августа эта бежала от спящего мужа;

Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась

В теплый она лупанар, увешанный ветхою тканью,

Лезла в каморку пустую…

Ласки дарила входящим и плату за это просила.

Через своих вольноотпущенников Клавдий знал о похождениях жены, но до поры до времени терпел. Конечно, супруг, старше ее на тридцать лет, мало привлекал Мессалину, но и простой разврат в лупа­нарах тоже скоро перестал удовлетворять молодую женщину. Стрелы амура настигли и ее в виде красивейшего из римских юно­шей Гая Си­лия. Страсть Мессалины была настолько сильна, что она сначала рас­торгла брак Силия, а затем публично справила с ним свадебные обряды при живом муже. Когда Клавдий узнал об этом, его терпение истощи­лось, и он приказал казнить Силия и несколько римских всадников, с которыми его супруга имела любовные связи. Сама Мессалина была убита по приказанию Нарцисса, опасавшегося, что Клавдий ее пощадит. Ни тени смятения не пробежало по лицу Клавдия, когда он узнал о ее смерти, настолько император был опус­тошен. Лишь Октавия и Британ­ник открыто выражали свое горе. Специальным постановлением Сената имя и статуи Мессалины были изъяты из всех общественных мест и ча­стных домов, а Нарцисс получил квесторские знаки отличия. Возможно, секретарь Клавдия стремился сделать, как лучше, но получилось хуже некуда.

Клавдий не выносил безбрачного существования, и попросил у чле­нов своей канцелярии обдумать новую кандидатуру ему в жены. Ему были представлены три женщины, из которых больше по сердцу ему пришлась старшая дочь Германика Агриппина Младшая, канди­датура Палланта. Красивая Агриппина являлась племянницей импе­ратора, и, часто бывая на его глазах, успела испробовать на нем свои чары. К тому времени она уже успела стать вдовой, имея от первого брака с внуком Марка Антония Гнеем Домицием Агенобарбом сына Нерона. По словам Светония, Гней Домиций был «человек, гнусней­ший во всякую пору его жизни». Под стать ему являлась и жена, высокомерная и жестокая, ли­цемерная и алчная, всепоглощающей страстью которой была власть. Она могла достичь своей цели, либо будучи супругой властелина, либо его матерью, и действовала со­гласно своему плану.

Брак дяди с племянницей по римским законам считался крово­смеси­тельным, однако дело было улажено специальным постановле­нием Се­ната, сделавшим исключение для Клавдия, и в 49 г. Агрип­пина стала Августой. Только с этого времени можно говорить о том, что император был не вполне самостоятелен и делил свою власть с супругой. Агрип­пина даже появлялась перед войском, что было новшеством и не соот­ветствовало римским обычаям. Вскоре она добилась, чтобы Клавдий усыновил Нерона.

Но у принцепса были советники, которые обогатились, шли наме­ченным ранее курсом управления и не хотели терять власть. Осо­бенно сопротивлялся власти Агриппины Нарцисс, поддержавший родную тетю Нерона Домицию Лепиду в ее яростной вражде против Агрип­пины. Обе женщины боролись за влияние на Нерона, любив­шего ласко­вую тетку так же, как суровую мать. Агриппина добилась своего: Доми­цию Лепиду, несмотря на защиту Нарцисса, обвинили в колдовстве и приговорили к смертной казни. Нарцисс же сам почел за благо скрыться из Рима, сообразив, что век Клавдия прошел, и его карьера на этом за­кончилась.

Итак, главные враги Агриппины исчезли со сцены, и теперь можно было расчистить путь для правления сына, на которого, как она пола­гала, влиять будет легче. Тем более что Нерон уже стал признанным на­следником императора и в 53 г. женился на его дочери Октавии. 13 ок­тября 54 г. Клавдий был отравлен ядом, положенным по приказу его супруги в изысканное грибное блюдо. Это только самая распространен­ная версия смерти императора, но то, что он был отравлен, не сомне­вался никто. Предварительно Агриппина заручи­лась обещанием прето­рианской гвардии объявить Нерона новым правителем и пообещала за это большую награду. Если солдаты говорила «да», то сенаторы уже не смели ответить отказом.

Клавдию устроили торжественные похороны, каких Рим не видел со времен Августа, а его наследник произнес надгробную речь, в которой все деяния императора превозносились до небес. Правда, ко­гда юный Нерон заговорил о мудрости и предусмотрительности Клавдия, никто, согласно Тациту, «не смог побороть усмешку». Ни для кого не было тайной, кто спровадил Клавдия на тот свет.

Над Клавдием продолжали насмехаться и после его смерти. Вы­дающийся философ, политик, воспитатель Нерона Сенека написал па­родию на обожествление императора, которую назвал «Отыквле­ние», и в которой Клавдий после смерти превращается не в бога, а в тыкву – символ глупости. Конечно, Сенека, унижая Клавдия как человека и по­рицая его за предоставление права римского граждан­ства грекам и иным варварам, на этом фоне желал больше похвалить Нерона, на поли­тику которого он надеялся серьезно влиять. Впо­следствии философ поймет, как горько он ошибался.

Ушедший в иной мир император в силу своих личных качеств не мог походить ни на Цезаря, ни на Августа. Он был Клавдием, и, воз­можно, именно Клавдий тогда был нужен римской истории. Его все-таки оценили по достоинству. Он был обожествлен и таким образом по­ставлен римлянами в один ряд с теми, кого уважал – с Юлием Цезарем и Октавианом Августом. То было самое реальное признание его заслуг и достижений, несмотря на последующие сочинения ан­тичных авторов. Его мраморная статуя, находящаяся в музее универ­ситета в Ростоке, представляет собой идеальный тип мужчины ан­тичного типа и крепкого телосложения – все видимые недостатки императора как будто стерты. История же все равно напоминает о них, равно как и о его в целом дос­тойной и успешной политической деятельности.

Клавдий (Тиверий Клавдий Нерон Германик, как римский император Тиверий Клавдий Цезарь Август Германик) - младший сын Нерона К. Друза , пасынка Августа; род. в Лионе в 10 г. до Р. Х. Болезненный и слабохарактерный от природы, он получил небрежное воспитание, в среде женщин и вольноотпущенников. Репутация человека слабоумного и безвредного спасла ему жизнь при вступлении на престол Калигулы. К. ревностно занимался науками, преимущественно историей; написал много обширных греческих и латинских сочинений (между прочим, о времени после гражданских войн и о Карфагене), которые все утрачены. Во время убийства Калигулы (41 г. после Р. Х.) К. спрятался в отдаленный угол дворца. Преторианцы вытащили его оттуда и провозгласили императором; сенат, несколько дней мечтавший о восстановлении республики, принужден был признать его. Щедро одарив стражу, которой он был обязан возвышением, К. положил этим начало пагубному обычаю. Мягкость нового императора, его уважение к сенату и магистратам, обещали, по-видимому, счастливое царствование. Когда, однако, в 42 г. был открыт заговор на жизнь императора, К. всецело поддался влиянию своей жены, порочной Мессалины, и ее любовников из вольноотпущенников, особенно Каллиста, Палласа и Нарцисса, которые потворствовали ее своеволию, алчности и жестокости. Сам К. предался возраставшей неумеренности в еде и питье, но оставался верен своим научным работам и неутомимо занимался государственными, особенно судебными делами, отличаясь при этом крайней мелочностью. В царствование К., по его личному почину, был введен целый ряд полезных мероприятий, например постановление, что больной раб, покинутый господином, становится вольным; ограничение безмерного повторения праздничных игр; возвращение государственной казны в управление квесторов; определение максимума гонорара адвокатам; дарование полного права гражданства (с правом вступления в сенат) внеитальянским общинам, о чем свидетельствует не только Тацит, но и остаток бронзовой таблицы в Лионе, на которой сохранилась часть речи, произнесенной по этому поводу К. в 48 г. перед сенатом. Огромные суммы были употреблены им на постройки - огромный акведук (Aqua Claudia), шлюз для отвода воды из Фуцинского озера, гавань в Остии и др. Мавритания была обращена в римскую провинцию; положено было начало завоеванию Британии, куда отправлялся сам К.; в Германии успешно действовал Кай Домиций Корбул; на Востоке также были достигнуты, на время, хорошие результаты. После казни Мессалины, совершенной по приказу Нарцисса от имени, но без ведома императора, женой К. стала не менее порочная, но еще более жестокая Агриппина (49 г.). Боясь, чтобы К. не лишил престола ее сына Нерона, в пользу своего сына Британника, и чтобы самой не подвергнуться участи Мессалины, она отравила императора (54 г.). Признание К. богом подало повод философу Сенеке написать сатиру "Apocolocyntosis".

См. Lehmann, "Claudius" (Гота, 1858).

Свя-той Хри-санф про-ис-хо-дил из язы-че-ской се-мьи; по-лу-чил хо-ро-шее об-ра-зо-ва-ние. Сре-ди книг ему по-па-да-лись та-кие, в ко-то-рых языч-ни-ки рас-суж-да-ли о хри-сти-ан-стве. Но юно-ша за-хо-тел про-чи-тать кни-ги, на-пи-сан-ные са-ми-ми хри-сти-а-на-ми. Юно-ше до-ве-лось най-ти кни-ги Но-во-го За-ве-та. Свя-щен-ное Пи-са-ние про-све-ти-ло ду-шу ра-зум-но-го юно-ши. Он на-шел скры-вав-ше-го-ся от го-не-ний пре-сви-те-ра Кар-по-фо-ра и при-нял от него Свя-тое Кре-ще-ние. По-сле это-го он на-чал от-кры-то про-по-ве-до-вать Еван-ге-лие. Отец юно-ши вся-че-ски ста-рал-ся от-вра-тить сы-на от хри-сти-ан-ства и же-нил его на кра-са-ви-це Да-рии, жри-це Афи-ны Пал-ла-ды. Од-на-ко свя-той Хри-санф су-мел об-ра-тить свою же-ну ко Хри-сту, и мо-ло-дые су-пру-ги по обо-юд-но-му со-гла-сию ре-ши-ли ве-сти дев-ствен-ную жизнь. По-сле смер-ти от-ца они ста-ли жить в от-дель-ных до-мах. Свя-той Хри-санф со-брал во-круг се-бя несколь-ких об-ра-щен-ных ко Хри-сту юно-шей, а во-круг свя-той Да-рии со-бра-лись бла-го-че-сти-вые жен-щи-ны.

Го-ро-жане по-жа-ло-ва-лись епар-ху Ке-ле-ри-пу, что свя-тые Хри-санф и Да-рия про-по-ве-ду-ют без-бра-чие. Свя-той Хри-санф был от-дан на му-че-ния три-бу-ну Клав-дию.

Од-на-ко пыт-ки не смог-ли по-ко-ле-бать му-же-ство мо-ло-до-го му-че-ни-ка, ибо си-ла Бо-жия яв-но по-мо-га-ла ему. По-ра-жен-ный этим, три-бун Клав-дий уве-ро-вал во Хри-ста и при-нял Свя-тое Кре-ще-ние вме-сте с же-ной Ила-ри-ей, с сы-но-вья-ми Иа-со-ном и Мав-ром и со все-ми до-маш-ни-ми и во-и-на-ми. Ко-гда весть об этом до-шла до им-пе-ра-то-ра Ну-ме-ри-а-на (283-284), то он при-ка-зал всех их каз-нить. Му-че-ник три-бун Клав-дий был утоп-лен в мо-ре, а его сы-но-вья и во-и-ны бы-ли обез-глав-ле-ны. Хри-сти-ане по-хо-ро-ни-ли те-ла свя-тых му-че-ни-ков непо-да-ле-ку в пе-ще-ре, и свя-тая Ила-рия ста-ла по-сто-ян-но хо-дить ту-да, чтобы мо-лить-ся. Од-на-жды ее вы-сле-ди-ли и при-ве-ли на му-че-ния. Свя-тая по-про-си-ла дать ей несколь-ко ми-нут для мо-лит-вы, за-кон-чив ко-то-рую, скон-ча-лась. Слу-жан-ка по-хо-ро-ни-ла свя-тую в пе-ще-ре ря-дом с сы-но-вья-ми.

Свя-тую Да-рию му-чи-те-ли от-да-ли в блу-ди-ли-ще. Но там ее охра-нял по-слан-ный Бо-гом лев. Всех, кто пы-тал-ся осквер-нить свя-тую, лев ва-лил на зем-лю, но остав-лял жи-вы-ми. Му-че-ни-ца про-по-ве-до-ва-ла им Хри-ста и об-ра-ща-ла на путь спа-се-ния.

Свя-то-го Хри-сан-фа бро-си-ли в смрад-ную яму, ку-да сте-ка-ли все нечи-сто-ты го-ро-да. Но ему вос-си-ял Небес-ный Свет, а вме-сто смра-да яма на-пол-ни-лась бла-го-уха-ни-ем.

То-гда им-пе-ра-тор Ну-ме-ри-ан ве-лел от-дать свя-тых Хри-сан-фа и Да-рию в ру-ки па-ла-чей. По-сле ис-тя-за-ний му-че-ни-ки бы-ли жи-вы-ми за-ры-ты в зем-лю.

В пе-ще-ре, рас-по-ло-жен-ной непо-да-ле-ку от ме-ста каз-ни, ста-ли со-би-рать-ся хри-сти-ане, празд-нуя день му-че-ни-че-ской кон-чи-ны свя-тых. Они со-вер-ша-ли бо-го-слу-же-ния и при-ча-ща-лись Свя-тых Та-ин. Узнав об этом, язы-че-ские вла-сти при-ка-за-ли за-сы-пать вход в пе-ще-ру, за-пол-нен-ную мо-ля-щи-ми-ся.

Так в му-ках по-гиб-ло мно-же-ство хри-сти-ан, из ко-то-рых двое из-вест-ны по име-нам: му-че-ни-ки пре-сви-тер Ди-о-дор и диа-кон Ма-ри-ан.

См. так-же: " " в из-ло-же-нии свт. Ди-мит-рия Ро-стов-ско-го.